Патологоанатомическое отделение ОГБУЗ «Городская больница №2» ни внешне, ни внутренне не напоминает обитель скорби и смерти. В этом маленьком здании на окраине больничного парка нет ничего, что выдавало бы специфику работы коллектива. Вот разве что запах – легкий и почти неуловимый, но весьма специфический запах формалина. В маленьком холле в правом углу висит неизвестно кем и когда повешенная икона с ликом Христа, но тут она напоминает, скорее, неизменный портрет президента в кабинете крупного начальника. Сюда привозят людей, которые умерли в больнице – в таких случаях закон велит проводить обязательное вскрытие, чтобы установить причину смерти. Отделение обслуживает сразу две больницы – ГБ-2 и ГБ-3.
Заведующий патологоанатомическим отделением Андрей Кузнецов (единственный мужчина в женском коллективе отделения!) тоже противоречит стереотипу о человеке, постоянно имеющем дело с покойными. Шумный, эмоциональный и разговорчивый, бурной жестикуляцией он напоминает итальянца. В медицину Андрей Николаевич пришел по примеру мамы – она акушер-гинеколог. 15 декабря исполнится 17 лет с того дня, как он трудится в ГБ-2.
- Я начал работать санитаром в судебном морге, еще будучи студентом 4 курса Иркутского медуниверситета. Друзья предложили подзаработать. Тогда санитары получали больше, чем судмедэксперты. Конечно, учиться и дежурить по ночам было тяжело, но возможность хорошо зарабатывать перевешивала. Потом я закончил ИГМУ и решил стать экспертом. Работу я уже знал, мне было интересно, поэтому выбрал эту специализацию. Мне немного не повезло – 1996-ой был первым годом, когда в эксперты перестали брать выпускников нашего санитарного факультета (теперь он называется медико-профилактическим), и пришлось немало побегать с разными документами, чтобы получить эту специальность. 2 года я отработал экспертом – как молодого, меня гоняли по самым глухим уголкам области: Чуна, Качуг, Киренск, Жигалово. Где я только не работал! В Жигалово как-то в бане вскрытие проводил! Мужик застрелил жену и ребенка, а в поселке – ни морга, ничего. Самые неприятные экспертизы по поводу изнасилований были. Пострадавшие – молодые девчонки, попробуй, разговори их! Да я и сам пацаном еще был!
А в 1998 году мне предложили работу в Братске. Пообещали жилье – первые пару лет, правда, прожил в общаге, а потом однокомнатную квартиру дали. Я полгода переучивался с судмедэксперта на патологоанатома (это совершенно другая специальность) в Санкт-Петербурге, получил сертификат. Сначала думал: не смогу работать – я этого микроскопа боялся, как огня! Требуется лет 5, чтобы научиться по образцам тканей диагноз ставить. Но ничего, потихоньку втянулся. Теперь мне это очень интересно.
Экскурсия по моргу
В больничном морге на удивление людно. Работа кипит, санитарки заполняют какие-то бумаги, то и дело приходят «послы» из стационара с пухлыми историями болезни пациентов. Сотрудники носят смешные, сшитые из пестрой бязи теплые стеганые халаты – чтобы не замерзнуть, пересекая больничный парк, расстояние между корпусами весьма приличное. Андрей Николаевич проводит небольшую экскурсию по отделению:
- Многие считают, что тела хранятся замороженными. А температура в холодильнике составляет +3 градуса – это оптимальные условия, никакой заморозки!
В прозекторской стоит пустой стол из нержавеющей стали и шкаф с препаратами и инструментами. Обстановка по-спартански простая. «Пациенты» отделения, лежащие на каталках, выглядят какими-то ненастоящими – словно они никогда и не были живыми людьми…
«Игра в загадки» со смертью
Вопреки сложившемуся стереотипу, патологоанатом имеет дело не только с мертвецами. Напротив, львиная доля его пациентов – живые люди, так как именно он исследует образцы тканей, которые получают в результате пункций, соскобов и прочих неприятных для больного процедур. Главное его орудие – не скальпель, но микроскоп. На нем лежит огромная ответственность, ведь если патологоанатом проглядит в исследуемом материале признаки, к примеру, злокачественной опухоли, то пациент рискует оказаться в прозекторской уже целиком.
- Все, что отрезается – попадает к нам. Пока человек на операционном столе лежит, успеваешь изучить препараты – рак это или нет, определить, нужно ли удалять пораженный орган. Я всегда боюсь что-то просмотреть, ведь если ошибусь – человек может умереть!
Андрей Николаевич постоянно играет в загадки со смертью. Каждый раз он штудирует специальную литературу в поисках ответа – отчего умер больной. Советуется с коллегой – патологоанатомом Ольгой Дружининой, каждый отстаивает свою версию, порой они даже спорят до хрипоты, прежде чем поставить окончательный диагноз.
- Книжек начитаешься, такой диагноз «сочинишь» - ух! Без книжек в нашей работе – никуда (специальной литературы в кабинете Андрея Николаевича – целый шкаф – прим. автора). И это для всякого нормального патологоанатома так. Иногда бывает, думаешь-думаешь – ничего понять не можешь. Я в таких случаях откладываю решение на завтра. А утром ответ сам приходит. Утро вечера мудренее! Или коллегам образцы посылаешь, советуешься. В Братске всего семь патологоанатомов (не считая судмедэкспертизы), все мы друг друга знаем.
Я еще никого не воскресил. Но поставить правильный посмертный клинический диагноз очень важно. Доктора меня побаиваются, ведь каждая их ошибка обсуждается на лечебно-контрольной комиссии (ЛКК), заседания которой проводятся раз в месяц. Но я же для них вскрываю, чтобы они учились, чтобы чинили людей! Помню, меня тоже как-то Донара Николаевна (Иванова - зам главврача ГБ-2 по лечебной части, сегодня трудится в ГБ-3 – прим. автора) «протянула» на комиссии – я в истории болезни написал «левая щитовидная железа». Она сказала: «Вот у Андрея Николаевича бывает левая и правая щитовидная железа!». Пропустил слово «доля» - ведь постоянно отвлекают все, когда пишешь, вот и пропустил! Я лучше три вскрытия сделаю, чем одну историю болезни написать! Бумажную работу не люблю, а ее в нашем деле очень много.
Вот говорят, врачи большую зарплату получают. У меня оклад – 4960 рублей как у заведующего. Рядовой патологоанатом – 4690 рублей. Попробуй-ка накрути на эту сумму разные надбавки, чтобы можно было на получившуюся сумму прожить! Если на одной ставке сидеть – выходит 13 тысяч! Это хорошо, что есть совместительство, бригада. У нас в отделении 4,5 ставки патологоанатомов, мы работаем вдвоем. И то я, максимум, 37 тысяч получаю за 2,5 ставки! Откуда статистики свои данные берут?
«Обычная» работа и чувство юмора
- Обычная работа! Ушел домой – забыл. Люди ко всему привыкают. Вот когда я еще в «судебке» работал в Иркутске – там морг в подвале расположен, а эксперты по ночам не дежурили. И когда надо было за чем-нибудь спуститься – неприятно так становилось на душе. У нас еще в помещение синички залетали. Вспорхнет такая неожиданно – сердце в пятки! При морге жила собачка Манька (мы ее прозвали «Людоедка»), когда она с тобой «дежурит» – как-то легче на душе, спокойней. Чуть где шум – она гавкает.
Фильмы ужасов я иногда смотрю. Боюсь! И смерти боюсь. Мне нравится жить, умирать не хотелось бы! А еще больше не хотелось бы мучиться. У нас заведующий был - Сергей Петрович Гончаренко. Вот он как-то на работу пришел – нарядный такой, в костюме, при галстуке. Поехал по делам, и умер в машине - сердце. Вечером уже в этом костюме в гробу лежал. Я тоже так хочу. Чтобы самому не страдать и родных не мучить.
Человек без чувства юмора в морге работать не сможет, тут без него не проживешь, мы все время шутим. Но над смертью никогда не смеемся. Самое важное качество для патологоанатома, я думаю, терпение. У нас тут медленно все, спешить нельзя, надо спокойно, потихонечку. Но рутины в нашей работе нет – каждый день что-то новое. Вот у конвейера работать я бы не смог, заскучал бы. Работа должна удовольствие приносить!
Прощаясь, Андрей Николаевич напутствует: «Живите долго и счастливо!». И пожелание это, произнесенное на пороге больничного морга, приобретает какие-то совершенно новые и непривычные оттенки…
