- Мне сотрудник Фадина говорит: "Ну что, раз так давит, вы опустите". То есть если я с ребёнком пошла гулять, я в таком положении должна идти. Сколько я так прогуляю?
И это ещё только половина претензий к инвалидной коляске, говорит Наталья Филогина. У её сына Захара тяжёлая форма ДЦП. Не то что ходить, поворачиваться он может с большим трудом. Чтобы как-то облегчить положение малыша, ещё в 2011 году соцзащита выделила семье Филогиных эту коляску. Однако, как уверяет мама Захара, более травмоопасного приспособления и придумать нельзя. Спинка жёсткая, деформируется, крепления сделаны абы как. Нагрузка по телу ребёнка распределяется неравномерно. И пяти минут не проходит, чтобы маленький Захар не заплакал в коляске.
Наталья Филогина, мама Захара: Ребёнку она травмоопасна, она не реабилитирует его, не приносит реабилитацию и пользу, она усугубляет его и без того сложное положение. Вред здоровью наносится. Я два года хожу. Я потеряла на этой почве ребёнка. Я ходила лечилась у врачей, потому что меня трясло и я не могла с сыном находиться. И вы мне сейчас говорите: что вы от меня хотите? Да я хочу просто справедливости и реабилитировать спокойно своего сына, понимаете? Вот и всё.
В квартире Филогиных неспокойно. Кроме Натальи, её сына и друзей семьи здесь находятся доктора и представитель прокуратуры. Наталья уверяет: за те два года, пока она добивается замены коляски, на её пути непреодолимой преградой становятся врачи и органы соцзащиты. В своё время коляска была предоставлена её сыну по так называемой индивидуальной реабилитационной программе, или ИПР. В этом документе указываются, в том числе, и параметры для тех же инвалидных колясок. Как нам пояснили в соцзащите, ИПР Захара Филогина не переоформлялась, так что никаких правовых оснований для замены индивидуального реабилитационного средства попросту нет.
Лилия Белозерцева, начальник отдела предоставления мер социальной поддержки семье и детям: Коляска и сейчас в исправном состоянии находится, поэтому мы не сможем никакого документа принять сейчас от мамы, кроме индивидуальной программы реабилитации. Это всё решается с врачом по состоянию ребёнка, какая коляска ему нужна.
Однако врачи как бы не слышат Наталью. Нужна индивидуальная программа, утверждает медико-социальная экспертиза. Но уже два года, говорит мама маленького инвалида, врачи, что называется, тянут резину.
Павел Бочкарёв, врач-ортопед, внимательно осматривает Захара. Наталья уже в третий раз садит ребёнка в неудобную коляску, чтобы доказать свою правоту. Врач соглашается, что коляска несколько не подходит Захару. Впрочем, задокументировать этот факт почему-то не решается.
Павел Бочкарёв, врач-ортопед: Да не надо садить, я же вижу тоже, что она несколько дискомфортна.
- Ну вы скажите своё слово, вы чего боитесь-то?
– Здесь никто ничего не боится. Но здесь должна быть независимая экспертиза.
– Есть независимая экспертиза!
Независимая экспертиза действительно есть. В справке, которую читает Павел Бочкарёв, чёрным по белому написано: коляска Захару Филогину не подходит. Справку выдал врач, никак не связанный с органами медэкспертизы или соцзащиты. Внимательно изучив ксерокопию документа, врач-ортопед, не сказав ни слова, предпочитает ретироваться, пообещав решить вопрос...
И так постоянно, уверяет Наталья: врачи находят какую-то причину затянуть выдачу новой реабилитационной документации, по которой соцзащита могла бы выдать новую коляску. А пока её нет, Захар вынужден круглые сутки проводить в четырёх стенах маленькой квартиры. Такое-то и взрослый здоровый человек выдержит с трудом, что уж говорить о маленьком мальчике с тяжёлой формой ДЦП.
